Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. Повести - Дмитрий Снегин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Срочно к трубке, — перебил его мысли Нуркенов.
— Только что получено сообщение, — услышал Береговой радостный, взволнованный и прерывающийся голос своего комиссара, Ляховского, — наша дивизия преобразована в Восьмую гвардейскую и награждена орденом Красного Знамени.
Береговой плохо вслушивался в то, что говорил ему комиссар, и перебил его:
— Танки... немецкие танки в нашем тылу. Передайте на огневые, чтобы приготовились к отражению. Повторите — как поняли?
Но трубка уже молчала...
Береговой тихо опустил теперь ненужную трубку. Должно быть, в выражении его лица появилось что-то новое и непривычное. Горстка милых, родных управленцев неотрывно следила за ним, ожидая чего-то важного и необыкновенного. Может быть, верного решения, как вырваться из этого, ставшего теперь чужим и неуютным чердака, который снова сотрясался от разрывов снарядов.
Нет же... не первый раз приходится артиллеристам вырываться из огня и дыма. Бывали минуты и потруднее. Выходили. Не об этом думали бойцы. У Аямбека такой блеск в глазах, а Шингарев с таким усилием сохраняет серьезное выражение лица, что Береговой сразу догадался: не мог не сказать комиссар связисту того, что сказал ему, а связист уже успел поделиться вестью с остальными.
— Знаете?
— Поздравляем вас, товарищ младший лейтенант.
— Поздравляю вас, дорогие друзья, — и Береговой крепко пожал всем руки. Ни время, ни обстановка большего не позволяли.
— Пошли, гвардейцы!
На кабеле осторожно спустили стереотрубу, аппараты. Первым прыгнул Шингарев. Он мягко, словно на крыльях, упал в сугроб и минуту лежал неподвижно. Только голова его поворачивалась то в одну, то в другую сторону. Береговой больно ударился обо что-то коленкой, но думать о боли было некогда. Где-то позади и слева раздалась автоматная очередь, другая, со свистом пронесся одинокий снаряд. Но их не преследовали, — бежали управленцы не в тыл, а в сторону передовой, полной треска, визга и ухания, — значит, по мнению немцев, в капкан.
В овраге они наткнулись на группу бойцов во главе с политруком.
Это были саперы. На передовой уже знали о танках. Саперам было приказано проскочить в селе Строково и прикрыть фланг. Держать дотемна, пока можно будет перегруппировать батальоны.
Они вместе бежали по дну оврага: рядом со Строково у Берегового стояли две пушечные батареи.
На самодельных салазках саперы тянули за собой противотанковые мины.
Береговой и политрук шли впереди, каждый думая о своем.
— Маловато вас, — вслух высказал свою думу Береговой.
Политрук вскинул на него ясные голубые глаза. Потом на ходу обернулся к своим саперам и громко, чтобы все слышали, сказал:
— Выдержим. На то и гвардия!
Саперы свернули вправо и бегом через бугор скрылись за снежным гребнем. Там — село Строково.
Почти у самых огневых управленцы встретились с Кургановым. Не сходя с коня, он приказал Береговому:
— Останьтесь на огневых. Гаубичную батарею я уже вывел из-под удара. Танки не должны пройти. Это главное. Понятно?
— Понятно, товарищ подполковник.
Курганов ускакал в сторону опушки леса, и разрывы мин гнались за ним.
На огневой четвертой батарее — успокоительный гром: все орудия оглушительно выбрасывали снаряды, судорожно подпрыгивая и зарываясь сошниками в отпотевшую глинистую землю. Значит, командир батареи на пункте, связь действовала... А что еще может желать артиллерист в бою?
Как давно не был Береговой на своей батарее... Он снова увидел ставших ему родными огневиков. Ему хотелось каждого из них обнять, пожать всем руки, поговорить... Но сейчас не время. Макатаев стоял позади орудий в непомерно длинном полушубке с загнутыми рукавами. В его руках блокнот и карандаш. Хрипловатым голосом он, как эхо, повторял слова своего командира и даже не оглянулся на Берегового. Высоченный Соколов, склонившись над наводчиком, проверял каждую установку. Он успел широко улыбнуться командиру дивизиона и тут же коротко крикнул: «Огонь!»
Потный, без полушубка, с выбившимися из-под шапки льняными волосами Забара ловко загонял очередной снаряд, приговаривая:
— А ну, Четвертая гвардейская, вдарь!
«Спасибо тебе, Забара, молодец!» — мысленно благодарил заряжающего Береговой.
Да, «четверка» по-прежнему занимала в его сердце особенное положение. Но все-таки на огневой ему было несподручно. Зачем Курганов приказал ему быть здесь? Он только хотел нацелить удар по танкам, узнать, предупредить, и снова — на «глаза». Там его рабочее место, а не здесь.
Плотный, стремительный, как горный поток, порыв воздуха прижал Берегового к земле. Позади взвизгнули осколки, обрушились ветки пораненных деревьев, четверка лошадей вымахнула из-за кустов и в диком испуге унеслась в овраг, громыхая орудийным передком. Остальное совершилось молниеносно, почти фантастично.
— Огонь отставить... Танки справа... Бронебойным! — во все горло закричал Береговой. Он увидел танки, косо устремившиеся с покатого склона на орудия. Но в ту же минуту за спиной послышался треск сушняка и шум раздвигаемых ветвей. Одновременно в том направлении раздались разрывы глухие, короткие и частые. Береговой побежал навстречу какому-то бойцу, который споткнулся о ветку и упал. Это был Печерин. Он тяжело дышал, но без тени паники сказал:
— Там, на передки напали танки.
И тогда снова спокойствие овладело Береговым.
— Второму взводу... Танки с тыла!
Он почти равнодушно смотрел на усилия расчета, который разворачивал орудия прямо на него. Мысль подсказала, что он стоит на трассе снарядов; Береговой неторопливо отошел в сторону — и вовремя: ослепительное пламя вылетело из ствола орудия, и чудовищной резкости звук парализовал уши в то самое мгновение, когда, подминая деревца, появился первый фашистский танк.
Несколько минут нечеловеческого, солдатского напряжения — и наступила тишина. Невдалеке догорали фашистские танки.
На батарее царила обычная деловитость, точно и не пережила она только что этого страшного и стремительного в своей скоротечности боя. И уже совсем не мог удержаться от улыбки Береговой, когда до его слуха донесся негодующий голос Печерина, отчитывавшего коней, умчавшихся в момент боя неведомо куда:
— Вымучили меня, анафемы. Когда только обучу вас порядку!
Из оврага темной лентой на дорогу выходили стрелки и сливались с черным лесом. А там, где было Строково, слышались резкие взрывы, поднималось багровое крыло пожара.
...Одиннадцать гвардейцев-саперов, с которыми так случайно довелось встретиться управленцам Берегового, выполнили приказ. Ни танки, ни автоматчики врага не прошли в тот памятный бой через Строково и не затянули горловину, через которую вырвался правофланговый полк дивизии. Но все они одиннадцать погибли.
Жители села рассказывали об этом подвиге панфиловцев бойцам, которые вскоре освободили Строково.
Военному Совету Западного фронта был направлен доклад следующего содержания:
«Докладываю, что на участке Н-ской стрелковой бригады группой бойцов второго отдельного стрелкового батальона в одном километре северо-восточнее села Строково Волоколамского района Московской области в блиндаже, наполненном водой, было обнаружено десять человеческих трупов в нашей военной форме. Расследованием, произведенным комиссией, установлено, что это были военнослужащие Красной Армии.
Опросом жителей села Строково: колхозников Недоумовой Любови Александровны, Качаловой Клавдии Егоровны, Крутовой Анны Егоровны, Кузнецова Василия Веденеевича и др., тщательной медицинской экспертизой установлено следующее: 18 ноября 1941 года, когда немцы яростно рвались к Москве, десять советских воинов во главе с политруком Павловым Алексеем Федоровичем занимали оборону на юго-восточной окраине села Строково. Фашистам, имеющим перевес как в живой силе, так и в технике, удалось обойти село и ударить с тыла. Десять воинов мужественно приняли атаку превосходящих сил противника. Они дрались до последних сил. Часть из них была убита, остальные тяжело ранены. Фашисты захватили тяжелораненых бойцов и командиров, которые уже были не в состоянии дальше продолжать бой. Гитлеровцы жестоко истязали их и глумились над ними. Жители села Строково подтверждают, что на их глазах был зверски замучен тяжело раненный в ногу младший лейтенант, фамилии которого установить не удалось.
Гитлеровские бандиты бросили его на дорогу, запретив населению подходить к нему. Младший лейтенант, лежа на дороге, обратился с просьбой к гражданам села оказать помощь. Это услышало фашистское зверье. Тогда к раненому подошел фашист, снял с себя ремень и затянул его петлей на шее лейтенанта, а другой наступил раненому на ноги. Так, на глазах местного населения, был задушен этот славный командир Красной Армии. Затем труп его был брошен фашистами на проезжую дорогу, и было запрещено убирать труп. В течение длительного времени лежал труп младшего лейтенанта на дороге и по нему проезжали автомашины и повозки. Таким же издевательствам подвергались и остальные военнослужащие, оставшиеся еще в живых.
